7 ноября, день Октябрьской
революции 1917 года, в России упразднили с момента развала СССР. Однако свято
место пусто не бывает: вместо 7 ноября ввели другой праздник – 4 ноября. Это
день изгнания в 1612 году, по официальной версии, поляков из Кремля в
результате сопротивления народного ополчения, собранного Мининым и Пожарским.
СТРАННЫЙ 1612-Й
Кажется, славяне, и в
особенности русские России, всегда мечтали жить в некоем общеславянском союзе,
мирно, но, почему-то, обязательно с центром в Москве. А вот когда аналогичный
общеславянский союз попытались московитам навязать беларусы, полагая, что
спасают соседнюю страну во времена Смуты, то из этого вылилась лишь война, а
крах этой попытки славянского единения (а по московской версии победу) в
современной Москве решили отмечать, как день национального единства. На экраны
России даже вышел художественный фильм «1612», где рассказывается, как поляки
вторглись в пределы России и были затем изгнаны. Правда, более чем странно, что
действие в фильме происходит не в самой Москве, Минина и Пожарского в кадре
тоже нет, все происходит где-то в другом городе, более мелком. Основные же
события, что удивительно, проходят лишь в виде субтитров, мол, а в это время в
Москве…
Что же случилось в 1612
году? И почему в самой России не все однозначно хорошо восприняли введение этого
праздника? К примеру, писатель Виктор Ерофеев крайне негативно отозвался об
этом дне, сказав следующее:
«Считаю, что это слишком
надуманное, фальшивое мероприятие, пафос которого усилиями государственной
пропагандистской машины будет раздут до торжества вселенского жлобства. Вообще,
я считаю, что это большая ошибка - возводить в ранг государственного праздника
довольно сомнительные разборки властных группировок времен Смутного времени. На
место одного ложного и насквозь фальшивого праздника, я имею в виду годовщину
Октябрьского переворота, придумали другой - такой же фальшивый и ложный,
который служит только одной цели: продолжать возбуждать вражду и неприязнь
между нашими народами».
Правда, под «нашими
народами» писатель Ерофеев подразумевает поляков и русских, но сами поляки
считают себя едва ли причастными ко дню 4 ноября. Вот мнение польского историка
Иероноима Грааля:
«Единственное, что меня
немного смущает в изложении событий времен Смуты, - это упор на польское
происхождение захватчиков. Ведь в войске «ляхов» собственно этнических поляков
было не более 30%, остальные были литовцами, беларусами, украинцами и немцами.
Ведь сами современники часто именовали интервентов «литва» (т. е. литвинами –
беларусами. - Прим. М.Г.). Кроме того, ополчение Минина и Пожарского изгнало из
Кремля и русских бояр вместе с будущим царем Михаилом Романовым, его матерью и
дядей».
А генеральный викарий
архиепархии Божией Матери Анджей Стецкевич вообще не понимает, что же такого
нужно отмечать 4 ноября: «Когда этот праздник ввели, я часто спрашивал
соотечественников: «Что означает дата - 1612 год?» Почти никто не давал мне
ответа».
В самом деле, выдавать
разборки из-за власти нескольких политических групп, когда и московская
семибоярщина выступила на стороне призыва польского королевича, называть это
днем какого-то народного единства – более чем странно.
ПОЯВЛЕНИЕ СУСАНИНА
Из той же мыльной оперы о
русско-польской войне и миф про подвиг Ивана Сусанина, якобы заведшего поляков
в 1613 году в глухой лес, в болото, где все и утонули. Кстати, об опере. Именно
благодаря опере «Жизнь за царя» российского музыкального классика Глинки народ
Российской империи, а позже и Советского Союза в своей массе и узнал про
«подвиг» костромского крестьянина Ивана Сусанина.
Случилось все якобы весной
1613 года, когда некий подозрительный польский с литвинами отряд рыскал под
Костромой в поисках спрятавшегося нового московского царя Михаила Федоровича
Романова, чтобы не допустить его коронации.
Сразу оговоримся, личность
Ивана Сусанина историческая. Такой мордвин или вепс в самом деле жил под
вепсовской Костромой в селе Домнино или же в соседнем селе Деревеньки. Правда,
был он вовсе не простой крестьянин, а местный староста. А вот его подвиг,
похоже, высосан из пальца, как фантастикой являются и некие поляки под
Костромой весной 1613 года, когда никаких войск Речи Посополитой там и в помине
не было, в чем мы вскоре убедимся.
Прежде чем разобраться в
смысле и причинах легенды, рассмотрим историю ее рождения. Итак, после изгнания
ополчением под предводительством Минина и Пожарского литвинских войск из Москвы
и окрестностей, был созван Земский собор с целью избрания нового царя. Выбор
пал на малолетнего Михаила Федоровича Романова – как одного из ближайших
оставшихся в живых родственников царей прежней династии (Михаил являлся
внучатым племянником Анастасии Романовны Захарьиной, первой жены Ивана
Грозного). Новоявленный царь в то время скрывался вместе со своей матерью в
селе Домнино Костромского уезда.
По существующей легенде польские
военачальники, узнав об избрании нового московского царя, замыслили его убить
(классический расклад в стиле русских народных сказок). В район Костромы был
послан военный отряд. Весной 1613 года отряд вышел к небольшому селению
Деревеньки (4,5 км
к северу от Домнино). Дорог поляки, естественно, не знали, поэтому на своем
пути брали проводников из местного населения и заставляли их вести отряд в
нужном направлении. Видимо, в Деревеньках оказался только один не пьющий и
знающий окрестные леса человек – крестьянин Иван Сусанин.
Далее начинается сложное
переплетение фактов, легенд и домыслов. Но мы обратимся к первоисточнику, к
единственному историческому документу, где в самом деле упоминается Иван
Сусанин. Самое первое упоминание об этой истории содержится в обельной грамоте
самого Михаила Федоровича, написанной в 1619 (7128) году:
«Как мы Великий Государь
Царь и Великий Князь Михайло Федорович всея Руси в прошлом во 121 году были на
Костроме, и в те поры приходили в Костромской уезд Польские и Литовские люди, а
тестя его Богдашкова Ивана Сусанина в те поры Литовские люди изымали и его
пытали великими немерными пытками. А пытали у него, где в те поры мы Великий
Государь Царь и Великий Князь Михайло Федорович всея Руси были, и он Иван ведал
про нас Великого Государя, где мы в те поры были, терпя от тех Польских и
Литовских людей немерные пытки, про нас Великого Государя тем Польским и
Литовским людям, где мы в те поры были, не сказал, и Польские и Литовские люди
замучили его до смерти».
Как видим, первоисточник
ничего не говорит о болоте, куда якобы завел Сусанин поляков, как и ясно
указывает, что сам царь сидел в Костроме, достаточно крупном укрепленном
городе, в который вело множество дорог, и незачем было лазать по лесам и
болотам. Более ничего другого об этом мутном деле в исторических документах
нет. Более поздний указ от 30 января 1633 года содержит почти такие же
сведения.
Царский (уже Петра) указ от
1691 года подтверждал права потомков Сусанина, детей его дочери Антониды и зятя
Богдана Сабинина, на пустошь Коробово, полученную Сабиниными в 1633 году
(«владеть им Мишке и Гришке и Лучке и их детям и внучатам и правнучатам и в род
их во веки неподвижно»), а также их привилегии и статус белопашцев: «...никаких
податей, кормов и подвод и наместных всяких запасов и в городовые проделки и в
мостовщину и в иные ни в какие подати с тое пустоши имати не велели». Документ
доказывает, что Сусанин не был простым крестьянином, но местным старостой, как
минимум.
Первые же отклонения от
оригинала начались уже после смерти Петра Первого. В указе от 19 мая 1731 года
сказано следующее: «...в прошлом во 121 году приходил из Москвы из осад на
Кострому блаженной и вечной достойный памяти великий Государь Царь и великий
князь Михайло Федорович, с матерью своей с великой государыней инокиней Марфой
Ивановной и были в Костромском уезде в дворцовом селе Домнине, в которую
бытность их Величеств в селе Домнине приходили Польские и Литовские люди,
поймав многих языков, пытали и расспрашивали про него великого Государя,
которые языки сказали им, что великий Государь имеется в оном селе Домнине и в
то время прадед его оного села Домнина крестьянин Иван Сусанин взят оными
Польскими людьми, а деда их Богдана Сабинина своего зятя оный Сусанин отпустил
в село Домнино с вестью к Великому государю, чтоб Великий государь шел на
Кострому в Ипацкий монастырь для того что Польские и Литовские люди до села
Домнина доходят, да он Польских и Литовских людей оный прадед его от села
Домнина отвел и про него великого государя не сказал и за то они в селе
Исуповке прадеда его пытали разными немерными пытками и, посадя на столб,
изрубили в мелкие части, за которое мучение и смерть оного прадеда даны деду
его Богдану Сабинину Государевы жалованные грамоты»…
Здесь оригинальная версия
«сусанинской истории» уже подверглась существенному изменению: появилось
указание на «многих языков», которых предварительно допросили поляки и литвины,
чтобы убедиться в присутствии Михаила в Домнине. Во-вторых, как действующее
лицо возникает зять Сусанина Богдан Сабинин: он был якобы послан своим тестем в
село Домнино, чтобы предупредить Михаила и его мать. В-третьих, указывается,
что Сусанин «отвел» поляков от Домнина и был убит в Исуповке (Исупове),
соседнем селе, лежащем через болото от Домнина. Наконец, в-четвертых, впервые
встречаются подробности «немерных пыток» Сусанина.
С одной стороны, все это
могли досочинить, с другой – разузнать у потомков очевидцев подробности всей
этой истории.
В литературе классическая
версия «подвига Сусанина» появляется впервые лишь в учебнике Константинова (1820 г.). Далее эта история
получает развитие в учебнике Кайданова (1834 г.), в работах Устрялова и в конце концов
в опере Глинки. Позже появляется и яма, где якобы укрыл Сусанин царя. Яма
впервые «откапывается» в книге князя Козловского «Взгляд на историю Костромы» (1840 г.): «Сусанин увез
Михаила в свою деревню Деревищи и там скрыл в яме овина», за что впоследствии
«царь повелел перевезти тело Сусанина в Ипатьевский монастырь и похоронить там
с честью». Изрубленное на куски тело? Или утонувшее вместе с поляками в болоте?
Князь в подтверждение своей
версии ссылался на некую старинную рукопись, имевшуюся у него. Этой рукописи,
впрочем, никто из смертных так и не увидел, что доказывает лишь одно – рукописи
не было.
Тем не менее, предельно
ясно лишь то, что никакого леса, никакого болота также не было. В принципе,
версия с болотом отпадала сама собой при даже простом логическом рассуждении.
Как можно завести в болото целый боевой отряд?! Если люди видят, что они
уперлись в болото, то дальше они явно не пойдут. Они развернутся и в худшем
случае уйдут по той же проложенной своими повозками и конями в лесу колее. Да и
кто мог бы рассказать про подвиг Сусанина, если он сам якобы вместе с поляками
на месте погиб?
Версию с болотом отметает и
российский журналист Александр Трифонов, побывав в родных местах Сусанина. Он
пишет: «В сусанинских местах есть что-то определенно мистическое. Даже сам
подвиг. Ведь материальных доказательств ему так до сих пор и нет. В советские
времена пытались спустить знаменитое болото в целях мелиорации, но даже тогда
не нашли ничего от утопших поляков. Довольно сомнительным выглядит и то, что ни
в одном историческом источнике нет упоминания о подвиге Сусанина. Только один
документ – «Жалованная грамота» крестьянину села Домнино Богдашке Собинину от
царя Михаила Романова в 1619 году упоминает об Иване Сусанине, отце Антониды
Сусаниной, жены этого Богдашки. В грамоте подтверждаются права супружеской пары
на половину деревни Коробово, что была неподалеку. Основанием для выделения
земли является поступок отца Антониды, сельского старосты Ивана Сусанина. В
годы «литовского разорения» к нему приезжали интервенты и пытали его с целью
узнать расположение царя Михаила, но Иван не выдал своего сюзерена. За это его
замучили до смерти. Царь, кстати, в тот момент находился в хорошо укрепленном
Ипатьевском монастыре в Костроме. Вот вам и загадка Ивана Сусанина. По
документам никакого болота не было, но чрезвычайно живучая легенда на чем-то
должна была базироваться. Только ли Сусанин в округе знал, что царь скрывается
в Костроме? В чем же именно подвиг Ивана?»
Хороший вопрос задает
журналист. В самом деле, как могло такое статься, что лишь один мордовский
крестьянин знал, где царь!? Почему «поляки» не пытали всех в округе в целях
выявить, в какой же яме сидит юный монарх?
История росла, как снежный
ком, катящийся по заснеженному склону. Версия об уводе поляков куда-то в
сторону в целях их запутать, позже переросла в более героическую версию об
Исуповском болоте. И кто первым придумал версию с болотом? Может, только сам
Глинка в своей опере?
До правды докапываются
простые русские краеведы, журналисты, местные пенсионеры (к примеру, Ирина
Добачева, выпустившая малым тиражом брошюру «Во имя истины»), но российские
историки молчат, как рыбы.
«Новые времена требуют
новых праздников и новых героев, - пишет журналист Трифонов, - а так как в
России времена всегда новые, все время что-нибудь на что-нибудь меняем, то и
проект переноса Дня согласия и примирения с 7 на 4 ноября почти никого не
удивил. Был праздник революционный – станет национально-освободительный…
История такая наука, что сильно зависит от политической конъюнктуры. Вот память
народа о польской интервенции начала XVII века – другое дело. В России, правда,
не очень-то и знают подробности той войны». Ох, как прав Александр Трифонов!
Итак, с болотом мы
разобрались. Не было болота, а, следовательно, никто никого никуда не завел. А
теперь попробуем понять, кто же убил на самом деле несчастного Ивана Сусанина и
за что. Могло ли стать такое чудо, что некий крестьянин мордвин (или вепс)
вдруг единственный знал о месте расположения царя? Поверить в это невозможно.
Да и были ли под Костромой некие военные поляки или литвины? После 4 ноября
1612 года поляки и литвины уходят на запад. Все имеющиеся отряды Речи
Посполитой на территории Московии отступают от Москвы в сторону границы. Зимой
1613 года московские войска захватывают Вязьму, что значительно западней
Москвы. Что же делают поляки или литвины под Костромой к северо-востоку от
Москвы, когда основные их отряды уже дома?
Обратимся еще к одному
разоблачителю мифа о Сусанине, известному российскому писателю Александру
Бушкову и его книге «Россия, которой не было». Бушков пишет: «Ясно, что
спасение царя от злодеев-поляков - событие столь знаменательное, что неминуемо
должно было остаться не в одной лишь народной памяти, но и в хрониках,
летописях, государственных документах. Однако, как ни странно, о злодейском
покушении на Михаила нет ни строчки ни в официальных бумагах, ни в частных
воспоминаниях.
В известной речи
митрополита Филарета, где скрупулезно перечисляются все беды и разорения,
причиненные России польско-литовскими интервентами, ни словом не упомянуто ни о
Сусанине, ни о какой бы то ни было попытке захватить царя в Костроме. Столь же
упорное молчание касаемо Сусанина хранит «Наказ послам», отправленный в 1613
году в Германию, - крайне подробный документ, включающий «все не правды
поляков». И, наконец, о покушении польско-литовских солдат на жизнь Михаила, равно
как и о самопожертвовании Сусанина, отчего-то промолчал Федор Желябужский,
отправленный в 1614 году послом в Речь Посполитую для заключения мирного
договора. Меж тем Желябужский, стремясь выставить поляков «елико возможно
виновными», самым скрупулезным образом перечислил королю «всякие обиды,
оскорбления и разорения, принесенные России», вплоть до вовсе уж
микроскопических инцидентов. Однако о покушении на царя отчего-то ни словечком
не заикнулся»...
Все это понятно и лишний
раз подтверждается Бушковым – поляков и литвинов ни в Костроме, ни под
Костромой, ни в Москве в 1613 году и даже позже нет. И, наконец, Бушков вполне
справедливо говорит, что и о погребении Сусанина в коломенском Ипатьевском
монастыре нет ни строчки в крайне подробных монастырских хрониках,
сохранившихся до нашего времени.
«Столь дружное молчание
объясняется просто – делает вывод писатель, - ничего этого не было. Ни подвига
Сусанина, ни пресловутого «покушения на царя», ни погребения героя в
Ипатьевском монастыре. Неопровержимо установлено: в 1613 году в прилегающих к
Костроме районах вообще не было «чертовых ляхов» - ни королевских отрядов, ни
«лисовчиков», ни единого интервента либо чужестранного ловца удачи… По Руси
(Бушков ошибочно Русью называет не Украину, а Московию. - Прим. М.Г.), правда,
в превеликом множестве бродили разбойничьи ватаги: дезертиры из королевской
армии, жаждавшие добычи авантюристы, «воровские» казаки вкупе с «гулящими»
русскими людьми. Однако эти банды, озабоченные лишь добычей, даже спьяну не
рискнули бы приблизиться к укрепленной Костроме с ее мощным гарнизоном.
Ну, а о том, что этот
злодейский отряд направлялся, дабы извести только что избранного на царство
юного государя Михаила Федоровича Романова, знают даже дети. Гораздо менее
известно, что вся эта красивая история - выдумка от начала до конца. Авторы
энциклопедических словарей правы в одном: с давних пор известны «многие
народные предания», живописующие о том, как Сусанин завел поляков в болота, о
том, как героический Иван Осипович еще прежде укрыл царя в яме на собственном
подворье, а яму замаскировал бревнами. Беда в том, что меж народным фольклором
и реальной историей есть некоторая разница»...
Согласно документу,
выписанному родственнику Сусанина Богдану Собинину, царская милость заключалась
в том, что Собинину и его жене, дочери Сусанина Антониде, пожаловали в вечное
владение половину деревушки Коробово, каковую на вечные времена освободили от
всех без исключения налогов, крепостной зависимости и воинской обязанности.
Правда, уже в 1633 году права Антониды, успевшей к тому времени овдоветь, самым
наглым образом нарушил архимандрит Новоспасского монастыря, отчего-то он не
считал «привилегию» чересчур важной. А это весьма странно, если вспомнить, что
Антонида - дочь отважного героя, спасшего жизнь царю.
А может быть, архимандрит
разобрался в ситуации и вычислил некую махинацию?
После Антонида пожаловалась
царю, и Михаил урезонил архимандрита и выдал вдове новую грамоту, в которой о
подвиге Сусанина говорилось точно теми же словами, что и в предыдущей. И,
кстати, в обеих грамотах черным по белому указано: «Мы, великий государь, были
на Костроме». То есть - за стенами могучей крепости, в окружении
многочисленного войска. Сусанин, собственно говоря, мог без малейшего ущерба
для венценосца выдать «литовским людям» этот секрет полишинеля, ровным счетом
ничего не менявший...
Будь у врагов намерение
добраться до царя несмотря ни на что, то они обязательно бы пытали и мучили не
одного-единственного мужичка, а всех живущих в округе. Тогда и привилегии были
бы даны не только родственникам Сусанина, но и близким остальных потерпевших.
Вывод напрашивается сам
собой. Дадим слово вновь Бушкову: «Самая правдоподобная гипотеза такова: зимой
1613 года на деревеньку Домнино напала шайка разбойников, то ли поляков, то ли
литовцев, то ли казаков (напомню, «казаками» тогда именовались едва ли не все
«гулящие» люди). Царь их не интересовал ничуть - а вот добыча интересовала
гораздо больше. В летописи о подобных налетах, крайне многочисленных в те
времена, сообщается так: «...казаки воруют, проезжих всяких людей по дорогам и
крестьян по деревням и селам бьют, грабят, пытают, жгут огнем, ломают, до
смерти побивают».
Одной из жертв грабителей -
а возможно, единственной жертвой - как раз и стал Иван Сусанин, живший,
собственно, не в самой деревне, а «на выселках», то есть в отдаленном хуторе. О
том, что налетчики «пытали Сусанина о царе», известно от одного-единственного
источника - Богдана Собинина. Скорее всего, через несколько лет после смерти
убитого разбойниками тестя хитромудрый Богдан Собинин сообразил, как обернуть
столь тяжелую утрату к своей выгоде, и обратился к известной своим добрым
сердцем матери царя Марфе Ивановне. Старушка, не вдаваясь в детали,
растрогалась и упросила сына освободить от податей родственников Сусанина.
Подобных примеров ее доброты в истории немало. В жалованной грамоте царя так и
говорится: «...по нашему царскому милосердию и по совету и прошению матери
нашей, государыни великой старицы инокини Марфы Ивановны».
Известно, что царь выдал
множество таких грамот с формулировкой, ставшей прямо-таки классической. «Во
внимание к разорениям, понесенным в Смутное время». Кто в 1619 году проводил бы
тщательное расследование? Хитрец Богдашка преподнес добросердечной инокине
убедительно сочиненную сказочку, а венценосный ее сын по доброте душевной
подмахнул жалованную грамоту».
ОТ ЖЕРТВЫ БАНДИТОВ К
НАРОДНОМУ ГЕРОЮ
Вот сейчас все сходится!
Какие-то разбойники пытали богатого крестьянина старосту Ивана Сусанина на
предмет золотишка, тот ничего не сказал, возможно, что у него и не было
запасов, а возможно, что не хотел выдавать богатства, и был убит во время
пыток. Сохранилась информация и о том, что из Москвы Богдан Собинин выписывал
переводчика для челобитной, ибо Собинин был таким же, как и Сусанин,
финном-мордвином (или же вепсом, их в ту пору не различали в Москве, ибо язык
их был схож, как и одежда), русского языка даже не знавшим. О какой еще связи с
царем можно после этого говорить!
«Поступок же Богдашки, -
пишет Бушков, - полностью соответствовал тамошним нравам. Уклонение от «тягла»
- налогов и податей - в ту пору стало прямо-таки национальным видом спорта.
Летописцы оставили массу свидетельств об изобретательности и хитроумии
«податного народа»: одни пытались приписаться к монастырским и боярским
владениям, что значительно снимало размеры налогов, другие подкупали писцов, чтобы
попасть в списки льготников, третьи попросту не платили, четвертые ударялись в
побег, а пятые... как раз и добивались льгот от царя, ссылаясь на любые заслуги
перед престолом, какие только можно было вспомнить или придумать.
Власть, понятно, препятствовала
этому разгулу неплатежей, как могла, периодически устраивались проверки и
аннулирования льготных грамот, но их оставляли на руках у тех, кто пользовался
особыми заслугами. Хитроумный Богдан Собинин наверняка думал лишь о сиюминутной
выгоде, вряд ли он предвидел, что в последний раз привилегии его потомков
(опять-таки «на вечные времена») будет подтверждать Николай I в 1837 году. К
тому времени версия о «подвиге Сусанина» уже прочно утвердилась в школьных
учебниках и трудах историков».
Да и вряд ли Собинин
полагал, что в его родных местах будет открыт музей Ивана Сусанина, а сам его
тесть станет героем России. И уж совсем авторитетно мнение российского историка
Соловьева, который также считал, что Сусанина замучили «не поляки и не литовцы,
а казаки или вообще свои разбойники». Он же после кропотливого изучения архивов
и доказал, что никаких регулярных войск интервентов в тот период поблизости от
Костромы не было. Н.И. Костомаров писал не менее убедительно: «В истории
Сусанина достоверно только то, что этот крестьянин был одной из бесчисленных
жертв, погибших от разбойников, бродивших по России в Смутное время;
действительно ли он погиб за то, что не хотел сказать, где находится
новоизбранный царь Михаил Федорович, - остается под сомнением».
С 1862 года, когда была
написана обширная работа Костомарова, посвященная мнимости подвига Сусанина,
эти сомнения перешли в уверенность - никаких новых документов, подтвердивших бы
легенду, не обнаружено. Что, понятно, не зачеркивает ни красивых легенд, ни
достоинств оперы «Жизнь за царя».
Но в то время, когда в
России изобретали миф о Сусанине, никто, естественно, не вспомнил, что подобный
герой был-таки, но не в Московии, а в Руси, на Украине, во время войны
Хмельницкого с Польшей. И вот его подвиг, в отличие от Сусанина, подтвержден
документальными свидетельствами того времени.
Произошло все в мае 1648
года, когда гетман Богдан Хмельницкий преследовал польское войско Потоцкого и
Калиновского. В тот момент русский крестьянин Микита Галаган вызвался пойти к
отступавшим полякам проводником, но завел их в чащобы, задержав до прихода
Хмельницкого, за что и поплатился жизнью. Вот кого надо было делать героем и
сочинять оперы! Хотя, может быть, подвиг русина Галагана совместили с мордвином
Сусаниным? Вполне может быть. Только вот, почему русского человека забыли, а
мордвина возвели в ранг национального героя? Только потому, что Сусанин
московит. Москве нужны были лишь свои герои, желательно в пределах Золотого
кольца. И то, что этих подмосковных жителей и русскими-то нельзя назвать в XVII
веке, российских историков не смущает. Раз герой нужен – он будет придуман!
Но мифотворцы не
ограничились одним лишь Сусаниным. В 1930-е годы, в разгар колхозного движения,
точно по такому же сценарию из криминального убийства в одной из уральских
глухих деревень советская власть состряпала миф о пионере Павлике Морозове.
И что обидней всего для
беларусов в мифе о Сусанине (а может, его звали Сусаннен?), как и в самом
празднике национального единства 4 ноября, так это то, что «старший брат»
сочиняет дутые праздники и придумывает легенды о том, как якобы бил нас,
беларусов. Откуда такая ненависть к своим? В Беларуси же не было и нет ничего
подобного. Здесь даже славную победу над московским войском (тоже ведь
интервенция!) под Оршей пытаются как-то загладить, отодвинуть на задний план, а
восточный сосед все делает с точностью наоборот. Удивительная великодержавная
невоспитанность или просто отсутствие культуры общежития?
