Наверное, иностранцу трудно, если вообще можно, понять нашу историю. В самом деле – храм на Красной площади построен во имя Покрова Богородицы и, одновременно, в память о взятии Казани. Но все знают этот собор – по имени Василия Блаженного, который в Казани не воевал, а был… юродивым или, говоря нашим языком – бомжем и городским сумасшедшим. Как это главный собор на главной площади столицы и – в честь сумасшедшего?

Конечно, можно возразить, что блаженный Христа ради вовсе не сумасшедший, а пророк, провидец. Ну, а эти люди, начиная с ветхозаветных старцев, всегда немного не от мира сего.

Но и такое объяснение не прояснит ситуацию, ведь благо – это добро, отчего же этим словом называли дурака, подчас злого? А таков уж русский язык, что в нем одно слово может иметь противоположные значения: благий это – добрый, хороший, путный, даже полезный и, вместе с тем, — злой, сердитый, дурной. Говорили: с Богом пойдешь, до благого дойдешь, то есть вера приведет тебя к добру. И, одновременно, приговаривали: лучше с добрым потерять, чем с благим найти. Или – лучше с умным потерять, чем с дураком найти. Или вот сохранившееся до наших дней выражение – кричать благим матом, что означает – кричать дурным голосом, орать.

А почему это так? Да потому, что к святым бродягам во все времена относились двояко: одни видели в них глашатая Господа, а других раздражал их дикий вид и поведение – что, не могут жить, как все люди? Их с почтением выслушивали и, одновременно высмеивали, а то и били.

Такова были жизнь и коренного москвича Василия, в юности ученика сапожника. О нем известно и мало, и много. Известно где и когда он родился – в 1464 году, в Басманной слободе, точнее в Елохово. Это место знакомо каждому москвичу – там ныне Елоховский храм, резиденция патриарха, а раньше это было подмосковное село. Его родители – Иаков и Анна, были уже немолоды, когда у них родился первенец.

Мальчика отдали в обучение к сапожнику. Неизвестно, как продвигалось его обучение, может быть, со временем из него и получился бы неплохой сапожник, но неожиданно проявился его дар предвидения. В Москву прибыл купец, зашел в мастерскую и попросил сшить ему такую обувь, которая не прохудилась бы и за несколько лет носки. В ответ Василий улыбнулся, а когда к нему пристали с расспросами, чему это он радуется, ответил: «Зачем человеку такие прочные сапоги, если он умрет уже завтра?» Конечно, ученику досталось от мастера – зачем он заказчика отпугивает, да и что за странные фантазии? Еще хуже было на следующий день: купец, действительно, внезапно скончался.

Василий оставил учение и начал бродяжничать. Казалось бы, что же в этом необычного? Мало ли и есть, и было нищих, которые промышляют тем, что просят подаяние и, конечно де, «Христа ради». Сейчас им подают неохотно – знают из телепередач, что, эти люди, как правило, отнюдь не бедны и у них целые корпорации. И потому часто, вместо монетки, им дают совет: «Шли бы работать, бездельники!» Ах, знали бы советчики, что смысл милостыни определяется не количеством денег, а вашей жертвой, на которую вы можете пойти ради другого, пусть ради совершенно незнакомого и, даже не совсем честного, человека.

Василий, пользуясь советской терминологией, не был ни тунеядцем, ни опустившимся гражданином. Он был святым, который ясно видел будущее, часто предостерегал москвичей от грядущих бед и, зная, что его усилия заведомо дадут слишком мало пользы, плакал, наблюдая то, что еще должно произойти. Он наблюдал не только будущее, но и тонкий, невидимый, мир.

Так, в Степенной книге рассказывается, что летом 1547 года. Василий пришел в Вознесенский монастырь на Остроге, что ныне Воздвиженка, и пред церковью долго молился со слезами, в молчании. Это было предвестием страшного московского пожара, на следующий день начавшегося, именно с Воздвиженского монастыря и испепелившего Москву.

Или, например, он бросал в стены домов, где жили благочестивые люди, камни, а в стены, за которыми творились «кощуны» — целовал! Ну, не хулиганство ли?! Между тем, сам Василий объяснил, что в добрых домах нет места бесам, и потому они, изгнанные вон, толпятся вокруг дома, а он их камнями отгоняет. А там, где живут недобрые люди, нет места даже для их ангелов хранителей – они стоят под окнами и рыдают. Блаженный же утешал их, целовал им ноги.

Конечно, современный человек такому объяснению не поверил бы – где доказательства, что сказанное юродивым, правда?

Впрочем, и тогда такие были. И следующий случай был будто специально для них. Василий увидел у Варварских ворот икону Богоматери и запустил в нее камнем! Конечно, его схватили – за такое святотатство! И не поверили было его словам, что образ написан поверх изображения Сатаны. Но все-таки проверили – и, правда, там черт нарисован. Как Василий мог об этом знать?

Были и другие чудеса, для названия которых и слов-то нет. Можно их только описать. Однажды к Ивану Грозному прибыли персидские посланники. Они рассказали о приключении, пережитом по пути в Россию. Плыли они в Каспийском море вместе с русскими купцами. Вдруг неожиданно начался шторм, да такой силы, что персы уже стали прощаться с жизнью. И тут один из русских купцов, который знал персидский язык, прокричал капитану: «Есть у нас блаженный Василий, который всегда приходит на помощь тем, кто оказался в беде. Молитесь ему вместе с нами!» Не успели стихнуть слова молитвы, произносимой на двух языках, как среди бушующих волн появился обнаженный седой великан. Русские закричали от радости, персы — от страха. «Мои люди говорят, что это повелитель морей пришел взять наши жизни, — перевел капитан купцу. — Где же ваш святой, почему не спешит к нам на помощь?» — «Да ведь это он и есть! Наш Василий!» — прокричал в ответ русский купец.

Великан огромной рукой взял корабль за мачту на носу и потащил за собой, выводя из шторма. Прошло несколько минут, и стих ветер, угомонились волны. Вновь засияло ласковое солнце, в паруса подул попутный ветер. Великан исчез, не дожидаясь благодарности от спасенных им людей, русских и персов.
Как приехали персы в Москву, так увидели на улицах, своего спасителя. Был он обнажен, волосы имел седые, телосложения худого, роста нормального, не огромного... Словом, признали в нем Василия Блаженного.

Были и другие удивительные чудеса.

Но годы лишений – Василий даже в лютую стужу ходил только в тяжелых веригах, а на паперти Троицкой церкви, что на одноименном кладбище, — сказались, и Блаженный смертельно заболел. О последних днях его сложены легенды. Рассказывают, что предсказал он великое будущее Иоанну, которого потомки нарекут Грозным.

Прощалась с Василием вся Москва, в том числе и те, кто когда-то насмехался над ним. Митрополит Макарий и другие священники пели псалмы. Прощаясь со святым, восклицали громко: «О, блаженный Василий! На том свете молись за грехи наши перед Христом. Пусть Господь сохранит Москву и ее жителей!»

Когда кладбище снесли, чтобы на его месте построить причудливый храм в честь победы над Казанью, то останки Блаженного перенесли в Покровский собор, где они и находятся. Ну, а сам храм, раньше, сейчас и, надеемся в будущем, иначе как именем Василия не называют.