"...Охоту по справедливости должно почесть одним из главнейших занятий человека, - писал И.С.Тургенев. - Русские люди с незапамятных времен любили охоту. Это подтверждают наши песни, наши сказания, все предания наши. Да где же и охотиться, как не у нас: кажется, есть где и есть по чем. Витязи времен Владимира стреляли белых лебедей и серых уток на заповедных лугах. Мономах в завещании своем оставил нам описание своих битв с турами и медведями; достойный отец великого сына, один из мудрейших русских царей, Алексей Михайлович, страстно любил охоту".

Азарт охоты, поединок с сильным и хитрым лесным хищником, соревнование с другими охотниками в ловкости и количестве трофеев превращали охоту из промысла в развлечение и искусство.

Именно в третьей четверти XVII столетия придворная охота превратилась в постоянное занятие русских царей. Это был особый мир со своим церемониалом, призванный демонстрировать подданным и иноземным гостям блеск и величие, авторитет и могущество правительства и государства.

Иностранные послы, купцы и путешественники приходили в изумление при виде парадных выездов русских царей на охоту. Сохранилось описание одного из таких выездов в село Покровское в 1651 году, когда в Москве находились польско-литовские послы. Впереди всей процессии, вспоминает очевидец, двигался "постельный возок" в сопровождении постельничего и трехсот "младших" дворян. Они ехали по трое в ряд на аргамаках, жеребцах и конях "во всякой ратной сбруе". За ними следовали триста конных стрельцов по пять в ряд в парадном одеянии и с карабинами. За стрельцами двигались пятьсот рейтар с палашами и пистолями. Далее вели сорок заводных лошадей в богатой сбруе с позолоченными и серебряными цепями и седлами, покрытыми золочеными покровцами и ковриками. За ними шли запасные каретные лошади, а уже потом ехал сам царь в английской карете. Сопровождавшие его бояре, окольничьи, думские люди, стольники, стряпчие и дворяне следовали по три человека в ряд на "добрых" жеребцах, обряженных в красивую упряжь - узды "оправные" и цепи "поводные".

Для царской охоты парадное конское убранство изготавливали мастера Конюшенного приказа. В его создании участвовало несколько мастеров: седельники - делали седла, шорники - сбрую; кузнецы - ковали подковы и стремена, серебряных дел мастера - серебряные украшения.

Русские мастера были известны как искусные седельники. Они изготавливали седла - арчаки с невысокими луками и пристегнутой к остову подушкой, наполненной лебяжьим пухом. Удобные и легкие, они как нельзя лучше подходили для охоты. Седло не прилегало полностью к крупу коня, а опиралось на него лишь "известями" - выступающими досками, снизу оклеенными тисненой берестой. Арчак обтягивали бархатом вишневого цвета, крыльца и тебеньки расшивали серебряным шнуром. Луки седла оклеивали "ящером" - кожей осетровых рыб или морского ската.

Для снаряжения коня использовалась "узда самая легкая". Понятие "узда" включало несколько предметов, необходимых для того, чтобы запрячь коня и управлять им. На голову коня надевали собственно узду - оголовь с железными удилами и поводьями, к седлу спереди пристегивали паперсть - нагрудные ремни сбруи. Морду лошади украшала решма - изогнутая металлическая пластина с цепочками, декорированная чеканным растительным узором. В центре помещали изображение российского герба - двуглавого орла под короной.

Мастера Конюшенного приказа превращали каждую деталь узды в неповторимое произведение искусства.

Важнейшую часть парадного конского убранства составляли попоны. Одни из них закрывали грудь и круп коня, другие - подкладывались под седло, третьи - набрасывались на него сверху. На одной лошади могло быть несколько видов попон одновременно. Их шили из разнообразных тканей, украшали камнями и жемчугом, декоративным шитьем.

Убор "выводного" коня дополняли подшейной кистью из серебряных или шелковых нитей, чеканными, золочеными наколенниками и серебряными "гремячими" цепями, которые при малейшем движении лошади издавали мелодичный серебряный звон. Коней вели под уздцы именитые дворяне в парадном платье. Традиции парадных охот существовали и в последующие столетия, но именно XVII век привнес сугубо русский колорит в это красочное действие.

Сама царская охота - соколиная, псовая и медвежья - отличалась разнообразием церемониала и подчинялась своим правилам и традициям.

Соколиная охота существовала на Руси еще в глубокой древности. Но периодом ее расцвета стало правление царя Алексея Михайловича Романова, отца Петра I, который был страстным поклонником соколиной охоты. То была истинная страсть, отмеченная печатью постоянства и даже вдохновения. В охоте царь находил радость и сердечную отраду.

По приказу царя ежегодно в столицу привозили более двухсот ловчих птиц: соколов, кречетов, балобанов, сапсанов, копчиков, ястребов. В большой цене были белые кречеты. Они ценились за свою необычную окраску. Места отлова кречетов находились под охраной, и добывать их могли только профессиональные ловцы - "помытчики", имевшие разрешение от государя.

Соколиную охоту царя Алексея Михайловича обслуживали сто сокольников, которые круглый год, днем и ночью, находились при ловчих птицах в дворцовых селах - Коломенском, Сокольниках и Покровском. Современники оставили восторженные описания деревянных дворцов царя Алексея Михайловича в Коломенском и Измайлове и его кречатен, по словам члена датского посольства Я. Стрейса, "весьма изящно построенных из дерева", с "весьма красивыми помещениями, украшенными чудными обоями и бархатом". Впрочем, для постороннего все, что происходило на кречатне, было покрыто глубокой тайной. Так, в 1673 году один из членов австрийского посольства тщетно добивался разрешения увидеть хоть одного царского кречета и срисовать его. Лишь через полгода такое разрешение было получено в виде особой царской милости. Известен единственный случай, когда на царскую кречатню был принят иноземец, живший в Москве. Это было наградой за то, что ему удалось вылечить двух царских соколов.

В XVII веке соколиной охотой русских государей занимался Тайный приказ. Руководитель соколиной охоты - сокольничий - был доверенным лицом московского государя. Зачисление на государеву службу было большой привилегией, оно производилось по присяге, чины царской охоты получали корм с царского стола, ежегодное денежное жалованье и платье.

Церемониал посвящения в чин сокольничего был разработан самим царем и подробно изложен в трактате "Книга глаголемая Урядник: новое уложение и устроение чина сокольничья пути". Вся церемония предполагала особое "уготовление", которое символизировало этапы "красной охоты". В передней избе к приходу государя стелился "ковер диковатой" (серо-голубого цвета), на который клалась подушка, набитая пухом диких уток. Напротив подушки ставились четыре нарядных стула для четырех лучших, первостатейных птиц - соколов и кречетов. Между стульями клалось крытое попоной сено, где наряжали новопоставленного в чин. Сено и попона - символы коня: нет сокольничего без птицы, но нет настоящей птичьей охоты и без коня. Все это вместе названо "местом". И люди, и птицы, расставленные по месту, все должны быть в лучших платьях и в "большом наряде". Сам нововыборный должен стоять одетым "в государево жалованье" - это новый суконный кафтан с золотыми и серебряными нашивками, в "ферезее" и шапке, обязательно надетой "искривя". Далее следует процедура пришествия царя и приветствия начальных сокольников и рядовых. Затем наступало время "объявлять образец и чин". Процедура открывалась "наряжанием" птиц. То было не повседневное надевание на птиц обнасцов, колокольцев, клобучков, а настоящее священнодействие, исполненное глубокого символического смысла. Неслучайно это действо открывается фразой подсокольничего: "Начальные, время наряду и час красоте". Посвящаемому в чин вручают руковицу, которую он должен "вздевать тихо и стройно". Надевши же, "пооправяся" и перекрестясь, он берет сокола. "Урядник" требует сделать это не просто так, а "премудровато", то есть умело, и "образсцовато". Далее подсокольничий должен был подступать к государю. Здесь "урядник" требовал идти "благочинно, смирно, урядно"; остановиться "поодоле" от царя надо было "человечно, тихо, бережно, весело", птицу при этом надо держать "честно (достойно), явно, опасно (осторожно), стройно, подправительно (исправно, по образцу), подъявительно (напоказ)". Сам обряд демонстрировал всем красоту, честь и меру.

Самой красивой из соколиных охот считалась охота с кречетом. Атакующий кречет на высокой скорости сильно бьет жертву когтями, быстро набирает высоту и при необходимости повторяет атаку - "ставку". Хорошо обученные кречеты упорно преследовали добычу на расстояние до 6 верст и делали до 70 ставок. Добычей кречета были гуси, лебеди, утки, тетерева, коршуны, цапли, журавли, вороны и даже орлы.

Сокол-балобан и сокол-сапсан также были излюбленными ловчими птицами царских охот. Они способны были успешно ловить не только пернатую дичь, но и зайцев. Чеглок и дербник использовались для ловли мелких птиц, а также в качестве "дамских" соколов при парадных выездах. Универсальными охотниками считались ястребы, способные ловить самую разную добычу. При царском дворе особенно ценились ястребы белой окраски.

Царь охотился с кречетами почти ежедневно, а то и два раза в день: "после раннего кушанья" или "до и после столового кушанья", т.е. после полудня. Излюбленными местами охоты с соколами были села Покровское, Измайловское, Семеновское, Коломенское, Кунцево, Сокольники, Преображенское, Ростокино. В соколиных охотах участвовали члены царской семьи и приглашенные иностранные послы. Церемониал выезда на охоту отличался особой торжественностью. Впереди шли выводные лошади, снаряженные роскошными седлами и попонами, в драгоценной сбруе. Их вели на поводу служители Конюшенного приказа. Воины, кареты, всадники, охотники, конюхи, сотни служителей разных специальностей и, наконец, большой обоз со всем необходимым для охоты и праздничного пира - медленно двигались к месту охоты, где все было заранее подготовлено для царской забавы. Там уже были разбиты походные шатры, о которых Самуил Коллинз - англичанин, врач на службе царя Алексея Михайловича - писал, что ему никогда не приходилось видеть ничего более величественного. Шатры самого царя, царицы, их детей составляли круг, в центре которого устанавливалась походная церковь. Впереди на ружейный выстрел от шатров выставлялась стража, не подпускавшая посторонних к месту потехи.

Приглашенные любовались прекрасным зрелищем птичьей охоты. По сигналу царя громкие звуки охотничьих рожков и маленьких литавр - "тулумбасов" - вспугивали с поверхности озера уток и другую дичь. Соколы один за другим взмывали в небо с руки сокольника, защищенной перчаткой, и камнем падали вниз, поражая добычу. Охотникам доставляла наслаждение красота полета сокола, его высота и стремительность. Ловчих птиц приучали прилетать на зов. Если же сокол скрывался вместе с добычей, охотники, оседлав коней, бросались на поиски и находили его по звону серебряных колокольчиков, подвешенных к хвосту птицы.

Все принадлежности соколиной охоты - оружие (луки и стрелы), небольшие барабаны и "вабила" (приспособления для призывания ловчих птиц), суконные цветные кафтаны ( обычно красные) с золотой или серебряной нашивкой, желтые сафьяновые сапоги и рукавицы сокольников - изготавливались в Кремлевских мастерских, а наряды ловчих птиц - в Царицыной мастерской палате.

После охоты царю подносили самого удалого сокола. Тот любовался молодцом и ласкал его. Охота по традиции заканчивалась пиром. Царь в своем походном шатре угощал всех участников охоты водкой, медом, пряниками, астраханским виноградом и вишневым вареньем. Напитки подавали в серебряных чарках, кубках, братинах и ковшах.

В царствование Алексея Михаиловича охота приобрела заметное политическое значение, так как способствовала налаживанию контактов с соседними странами. Соколы и кречеты преподносились в качестве дипломатических подарков и являлись социально-знаковыми символами. Обмен охотничьими трофеями между представителями государственной и политической элиты России и других стран содействовал развитию добрососедских отношений. Эти дары напоминали об услугах и благодеяниях уже совершенных и выражали надежду дарителей на такие же отношения в будущем.

Охотничьи традиции Алексея Михайловича продолжили российские императрицы Елизавета Петровна и Екатерина II. Для Елизаветы Петровны охота с ловчими птицами также была сильной страстью. Она завела в Царском Селе собственную соколиную охоту. Во время охоты императрица в мужском платье выезжала верхом к Путевому дворцу на Пулковскую гору. Поэтому дорога, идущая среди полей к этому дворцу, до недавнего времени сохраняла свое старое название - "соколиная дорога".

Екатерина II предпочитала охоту с дербниками, которых специально обучали для этой потехи. Судя по записям в камер-фурьерских журналах, один-два раза в неделю она отправлялась на прогулку в экипаже - карете или одноколке - в сопровождении сокольников и любовалась полетом сокола, поражающего добычу. Иногда она выезжала на охоту верхом, в охотничьем кафтане или мундире одного из гвардейских полков.

Последние охоты с ловчими птицами состоялись в период коронационных торжеств Александра II. Тогда по случаю знаменательного события из Оренбургской губернии в Москву были привезены беркуты для травли волков и лисиц.

А вот Петр I, по его собственному признанию, охоты не любил. "Это не моя забава, - говорил он. - И без зверей у меня есть с кем сражаться: вне отечества с дерзким неприятелем, а внутри укрощать моих грубых и неугомонных подданных" . Однако и ему в разные годы приходилось охотиться на оленей, лосей, кабанов, зайцев. Монарха обязывал к этому придворный церемониал.

Преобразования Петра I изменили традиционный строй русской жизни. Активное восприятие западноевропейской культуры, формирование новой политической элиты, изменение форм придворной жизни, перенос столицы в Петербург постепенно сказались на формах императорской охоты и ее организации. Императорская охота в России стала развиваться в общих традициях европейской придворной охоты.

Охота в обеих столицах - Москве и Петербурге - перешла в подчинение новых придворных охотничьих ведомств - Обер-егермейстерской канцелярии и Придворной Конюшенной конторы. Первая, в частности, отвечала за изготовление ружей для императорской охоты. Они изготовлялись на Сестрорецком и Тульском заводах, Петербургском оружейном дворе и в других оружейных центрах России. Появились новые охотничьи должности: егермейстер, обер-егермейстер, обер-егерь, яхт-юнкер, парфорс-егерь и пикер. Многочисленный штат пеших и конных егерей, музыкантов, прислуги разных наименований был занят в "парфорсной" охоте, особенно увлекавшей правителей того времени. Заманчивую особенность этого вида охоты составляли бешеные скачки с препятствиями по неизвестной местности, что впоследствии превратило ее в опасный и захватывающий спорт.

Среди российских правителей XVIII столетия самым страстным поклонником псовой охоты был Петр II. Воцарившийся на русском престоле в одиннадцать с половиной лет император отличался ранним физическим развитием и телесной крепостью. "Он очень высокий и крупный для своего возраста. У него белая кожа, но он очень загорел на охоте; черты лица его хороши, но взгляд тяжел, и, хотя император юн и красив, в нем нет ничего привлекательного или приятного", - писала о Петре II леди Рондо, супруга английского посла. Переехав для обряда коронации в Москву, все время он посвящал охотничьим забавам. "Царь не терпит ни моря, ни кораблей, а страстно любит псовую охоту. Здесь, в Петербурге, негде охотиться, но в Москве очень можно, поэтому никто не сомневается, что приехав туда один раз, он едва ли возвратится сюда..." - доносил своему правительству испанский посол. Большую часть времени царь проводил в своем любимом селе Измайлово, под Москвой, где для него устраивались охоты с собаками.

Самыми ценными подарками для императора были собаки и ружья. Зная о пристрастии Петра II к охоте, испанский посол при русском дворе герцог де Лирия преподнес ему ружье работы известного испанского мастера Диего Искюбеля. В знак благодарности император пригласил посла на обед, что по тем временам считалось большой честью, и подарил ему охотничьи трофеи - застреленных оленя и кабана.

Петр II умер в ранней молодости, когда ему не было и пятнадцати. Он не успел оставить заметного следа в политической и государственной истории России. Но именно ко времени его короткого царствования относится оформление императорской охоты XVIII столетия, с характерным для нее явным преобладанием псовой охоты над охотой с ловчими птицами.

Для Анны Иоанновны охота также была сильной страстью. Став российской императрицей, она устроила в Царском Селе все необходимое для охоты. При ней в парках, разбитых вокруг дворцов, были устроены вольеры, менажи, зверинцы, в которых содержались зайцы, тетерева, олени, кабаны и косули. Ухаживали за ними специально привезенные для этого люди северных народностей - лопари и самоеды, которые хорошо знали повадки животных.

По свидетельствам современников, императрице была свойственна страсть к стрельбе в цель. Во всех углах дворца у Анны Иоанновны под рукой были заряженные ружья. В любой момент она могла палить из окон в пролетающих птиц. Для этой забавы при дворе содержали огромное количество птиц (соловьев, зябликов, овсянок, снегирей, канареек, чижей и коноплянок). По приказу императрицы их выпускали на свободу, начиналась стрельба, комнаты наполнялись дымом и запахом пороха. Придворные дамы пугались пальбы и треска, но Анна Иоанновна заставляла и их следовать ее примеру.

Оружие для императорской охоты закупалось в лучших центрах Западной Европы. В 1736 году по личному распоряжению императрицы Анны Иоанновны шесть французских ружей были выписаны лично для нее из Парижа.

Анна Иоанновна страстно любила и псовую охоту. В XVIII столетии на парфорсную охоту выезжали верхом или в особых экипажах - яхт-вагенах. Охотники устраивали облаву на диких коз, кабанов, оленей, лосей, зайцев, а придворные во главе с императрицей стреляли и травили их собаками. Газета "Санкт-Петербургские ведомости" за 1740 год извещала читателей об охоте императрицы Анны Иоанновны: "С 10 июля по 26 августа ее величество, для особливого своего удовольствия как парфорс-яхтою, так и собственноручно... застрелить изволила: 9 оленей (с 24, 18 и 14 отростками на рогах), 16 диких коз, 4 кабана, 1 волка, 374 зайца, 68 диких уток и 16 больших морских птиц".

После восшествия на престол Елизавета Петровна свою любимую забаву в Царском Селе возвела в ранг официальной государственной церемонии: на охоты приглашались иностранные послы и гости. Обер-егермейстером был назначен Алексей Разумовский, который устраивал великолепные выезды. Государыня выезжала обычно в мужском платье. Ее окружала пышная свита кавалеров и дам, одетых чрезвычайно роскошно. В Царском Селе, в центре зверинца назначался сборный пункт, где разбивались богато украшенные палатки. Императрица довела до невероятного великолепия обстановку выездов, наряды охотников и сам ритуал проведения охот. О том, насколько пышны и великолепны были царские охоты в то время, дает представление сохранившееся описание одной из них, состоявшейся в окрестностях Царского Села в 1751 году. В охоте,- писал один из очевидцев,- "участвовало более 30 знатнейших особ обоего пола, одетых в одинаковое платье, в бирюзового цвета черкески и в алые кафтаны, обшитые золотом и галунами". Охота началась в двенадцатом и кончилась в шестом часу вечера. При прибытии императрицы Елизаветы на сборное место там уже находилось до семидесяти егерей в черкесском платье, в алых суконных кафтанах и в длинных камзолах с золотыми позументами; при них было более трехсот гончих и борзых собак. Охота началась по звуку призывных рогов. Великолепие этого охотничьего праздника усиливалось еще более участием богато одетых слуг и придворных лакеев. Лошади всадников блестели драгоценной сбруей. По возвращении с охоты участникам был предложен роскошный обед в великолепной палатке. Во время застолья играла музыка. Императрица возвратилась в Петербург с этого праздника только в три часа ночи.

По приказу Елизаветы Петровны в Царском Селе в центре зверинца по проекту Ф.Б. Растрелли был построен охотничий павильон "Монбижу". Это был прелестный павильон в два этажа, с куполом в центре, с четырьмя боковыми корпусами. Легкая, элегантная, яркая постройка заключала средний зал с 16 колоннами. Между крыльцами и по карнизам здание украшали белоснежные алебастровые статуи, чередующиеся с вазами и цветочными корзинами. Крыша и купол были окружены деревянной балюстрадой и позолоченной резьбой. Самое пышное убранство имели покои, увешанные картинами, покрывавшими все стены зала наподобие шпалер.

Управляющий работами 15 декабря 1748 года получил указ от императрицы о том, что "яхт-камера" (охотничий зал) будет украшена картинами, исполненными немецким художником Иоганном Фридрихом Гроотом. Мастер написал 43 картины "всякого звания и всех родов птиц и зверей", которые были развешаны в простенках центрального зала. Гроот также разместил живописные композиции в куполе, на парусах и плафоне. Охотничьи сцены вошли составной частью в пышный архитектурно-декоративный ансамбль и вызывали большой интерес у гостей резиденции.

Оформление Гроотом охотничьего павильона было событием совершенно новым для художественной жизни России. Его картины воспроизводились в гравюрах и шпалерах, у него было много учеников и последователей. Серия охотничьих картин в павильоне "Монбижу" стала уникальным явлением в развитии анималистического жанра России.