Эту статью замечательный русский
историк Анатолий Иванович Уткин принёс в редакцию незадолго до своей кончины.
Увы, не удалось опубликовать при его жизни, безмерно жаль…
Это был именно русский историк,
работавший не только с фактами и документами, но и с образами, смыслами,
словом. В его книгах всегда самая сильная нота – вера в Россию, её народ. При
этом он не заблуждался, один из его трудов был посвящён именно поражениям и
бедам России.
Сын фронтовика, он любил свою Родину с
открытыми глазами. И верил, что силы её не истощены чудовищными испытаниями,
выпавшими на её долю, что она не сказала ещё последнего слова и мир услышит его
не раз. Анатолий Иванович ушёл от нас. Но труды и мысли русского историка
Уткина по-прежнему с нами.
Гражданская война –
критический период русской истории, когда погибла одна страна, одна цивилизация
и возникла другая. Эта трагедия в нашем общественном сознании зачастую закрыта
другими историческими катаклизмами – нэп, коллективизация, индустриализация,
чистки 30-х годов, Великая Отечественная… Но мы не продвинемся в своей
самоориентации ни на шаг, если не уясним себе суть происходившего в Гражданскую
войну.
Ленин и Троцкий после
Октябрьской революции поставили перед собой двойную задачу: создание
революционного государства в России и расширение революционного движения в мире
посредством недипломатических каналов.
Не подлежит сомнению, что
большевики ожидали от перехода к новому политико-экономическому строю
благоприятных экономических последствий, технологического рывка, экономического
развития. Но они не были слепы и не обольщались надеждами на то, что скоростная
индустриализация может быть осуществлена лишь российскими силами. Следовало
полагаться не только на революцию, но и на участие России в европейской
экономике. Имелось в виду, что социалистическая Германия, появления которой
страстно желали и ждали, поможет социалистической России. Как и всякая надуманная
схема, данная доктрина прошла весь путь от экзальтированного ожидания до
мрачного разочарования и конечного выбора строительства социализма в одной
стране, осуществлённого уже Сталиным.
Важно особо подчеркнуть
следующий фактор: Россия после ноября 1917 года стала страной, где
государственный аппарат осуществлял несравнимо более плотный контроль над
связями с другими государствами. Большевики сместили все понятия в системе
отношений России с Западом. Текущее состояние дел в Европе они видели временным,
они ждали решающего выяснения отношений в ходе социального взрыва.
Строго говоря, Ленин относился к международной
дипломатии с нескрываемым презрением, как к делу временному, выполняющему
пустые задачи накануне великого Судного дня мировой пролетарской революции.
После которого Россия
пойдёт вперёд, ведомая самой передовой теоретической мыслью германской
социал-демократии. Следует лишь продержаться до социального переворота в
Германии, и тогда наступит социалистический рай. Готовясь к «германскому восстанию»,
Ленин потребовал «удесятерить» реквизиции, увеличить в десять раз набор молодых
парней в армию. И это планировалось в пик спонтанных крестьянских восстаний.
Советская власть должна была отныне «железной пятой» пройтись по внутреннему
сопротивлению в России. Ради чего? «Все из нас должны быть готовы отдать свои
жизни ради помощи немецким рабочим в деле продвижения революции», – объяснял
Ленин. Кто не готов отдавать свою жизнь, будет уничтожен.
Едва ли нужно доказывать,
что строить будущее своей страны на таком основании было, выражаясь деликатно,
неосторожно, опрометчиво и недальновидно. Германские социал-демократы, кстати,
позицию «поражения своей страны в войне» ради социальной революции вовсе не
считали единственно верной.
Посол США в России Френсис
объяснял коренные причины крушения Временного правительства так: «Огромная
масса солдат русской армии была тёмными крестьянами, которые не имели
представления о том, за что они сражаются. Они воевали уже давно, они несли
огромные потери, их предали некоторые из их военачальников, а их семьи терпели
лишения. Ленин и Троцкий вместе с многочисленными сторонниками обещали им мир и
землю. Они стремились к миру! Получить землю, на которой они трудились, было
мечтой многих поколений.
В этих условиях заставить
вышедших из крестьян солдат сражаться и в то же время создавать демократическое
правление в стране, в которой на протяжении столетий царствовал деспотизм, было
задачей для лидера, имеющего стальные нервы Кромвеля и глубинную мудрость
Линкольна. Керенский не был таким человеком. Он был преимущественно оратором.
Он был русским патриотом, заботящимся о благосостоянии своей страны. Но он был
слаб и в течение короткого времени своего правления дважды фатально ошибся.
Первый раз, когда после попытки совершения переворота в июле не сумел
блокировать Ленина и Троцкого. Второй раз, когда во время борьбы с Корниловым
не сумел найти общий язык с генералом, а обратился за помощью к Совету рабочих
и солдатских депутатов, раздав оружие и боеприпасы рабочим Петрограда».
Трагедией Временного
правительства была неспособность отождествлять себя с движением за мир в
России. Временное правительство не могло заплатить за своё существование союзом
с Западом и фактически предпочло расколу с Западом свою политическую смерть.
Трагедией большевистского правительства стал курс на
быстрое (обещано было шесть месяцев) строительство в России социализма.
Строительство вопреки России.
Строительство любой ценой,
независимо от того, что эта самая Россия собой представляла, на что была
способна. Для этого нужно было особое, безжалостное отношение к стране и
народу.
Почему Ленин, потомственный
дворянин, не голодавший ни единого дня в своей жизни, получивший образование в
классической гимназии и двух лучших российских университетах, ненавидел «запах
ладана и блинов»? Почему им владела свирепейшая ненависть к «отцовским гробам»,
к национальной истории? К купеческому сословию, кстати, носителю
модернизационных основ? К национальной религии, носительнице просвещения и нравственности?
К русской интеллигенции? Почему он обожал Каутского и верил Либкнехту, а многих
русских мыслителей выслал за рубеж, нимало не смущаясь? Почему у него не было
ни крохи пушкинского пиетета к российской истории, ни капли гордости за
российскую цивилизацию? И можно ли, относясь к стране так, нести ей благо?
Вот вопрос вопросов. И разве не было у нас таких
настроений в том же 1991 году, когда опять строили новую жизнь, но уже по
американским лекалам?
Политические партии могут
ошибаться, но культ насилия, пришедший вместе с ВЧК, истребление конкурентных
партий, развязанная Гражданская война с её миллионными жертвами, значительно
превышающими количество жертв последующих репрессий, обескровили Россию
надолго, если не навсегда.
Вот счёт, который ставится
ленинскому прорыву в историю страны.
Откуда могло взяться
большевистское руководство – группа невиданных, редкостных людей, связанных
русским образованием и неизбежно русской культурой, но яростно ненавидящих
практически все русские традиции, русскую ментальность, естественно
существующую национальную гордость? Но она явилась и всю захваченную власть
бросила на создание инструментов Гражданской войны – ЧК, комбеды, Красную
армию, идеологию террора и классовой ненависти.
Это потом будут сокрушаться
по поводу гибели в огне сталинских репрессий сорокатысячного руководства
Красной армии во главе с такими командирами, как командующий ударным Киевским
военным округом Иона Якир. Но осенью 1920 года Иона Якир истребил в Крыму не
меньшее число белых офицеров, поверивших обещаниям большевиков, что Гражданская
война закончилась. А ведь десятки тысяч царских офицеров, презрев своё прошлое,
вступили в Красную армию после взятия Киева поляками в мае 1920 года. Они
смогли услышать призыв генерала Брусилова, который перешёл на сторону красных и
видел в качестве своей главной задачи «возбуждение чувства народного
патриотизма». Однако не на патриотизме строили свою власть большевики.
Гибель в Гражданской войне
и голоде двенадцати миллионов граждан России – это страшная национальная
катастрофа. За ней – цивилизационный откат. Пройдитесь и сегодня по Невскому
или Тверской, посмотрите сквозь новоделы на архитектурные приметы той
цивилизации – она молча смотрит нам укором. Как легко и жестоко революция
простилась с Атлантидой великой российской цивилизации…
В двух мировых войнах ХХ века Россия всё же
сохранила свою суверенность, оказалась вольна идти своим путём. А это значит,
что в условиях национальной свободы так или иначе возникнут национальные
идеалы.
В частности, жестокое и
твёрдое презрение к культу стяжательства, к криминалу, к презренной коррупции.
Именно для этого нужна
свобода. Возродившиеся общественные идеалы поставят на своё место новых героев
– их будет осенять более высокая честь. И постепенно душевное здоровье вернётся
на плодотворную почву, потому что высокое притягивает.
А сейчас мы должны увидеть,
понять и оценить в ясном свете наш крестный путь девяностолетней давности.