 Николай II, старший сын императора и императрицы Марии Федоровны. Император
Всероссийский (21.10.1894 — 2.03.1917), взошел на престол после смерти
своего отца Александра III 21 октября 1894 года. 14 мая 1895 года в
Успенском соборе Московского Кремля состоялась коронация Николая II.
Коронация ознаменовалась давкой на Ходынском поле в Москве, в которой
погибли несколько сотен человек.
18
мая, в субботу, назначено было народное гулянье на Ходынском поле.
Гулянье это было устроено на площади приблизительно в квадратную
версту. Почти прямо против Петровского дворца устроен был императорский
павильон, сооруженный в древнерусском стиле, кругом павильона был
разбит садик с цветущими растениями и лавровыми деревьями. По обеим
сторонам павильона были выстроены две трибуны, каждая на 400 мест, для
чинов высшей администрации, а вдоль Петровского шоссе две трибуны для
публики с платными местами по 5000 мест в каждой. Эти сооружения
оставались на Ходынском поле и по окончании гулянья для парада. Затем
по всему полю были раскинуты всевозможные театры, открытые сцены,
цирки, качели, карусели, буфеты, ипподром для конских ристалищ и т.д.
Но главное, что привлекало народ, — это был ряд буфетов, их было
несколько сот, они предназначались для раздачи населению царских
подарков в виде художественно исполненных эмалированных кружек, тарелок
и разных гостинцев. Вот по поводу этих подарков и ходили в народе
легендарные слухи, будто эти кружки будут наполнены серебром, а иные
говорили, что и золотом. Не только со всей Москвы и Московской
губернии, но и соседних, ближайших губерний шел народ густыми толпами,
некоторые ехали целыми семьями на телегах, и все это шло и шло на
Ходынку, чтобы увидеть царя, чтобы получить от него подарок. За
несколько дней до праздника можно было уже видеть на этом поле биваки
крестьян и фабричных, расположившихся то тут, то там; многие пришли
издалека. Весь день 16 и 17 числа, со всех направлений, во все заставы,
шел непрерывно народ, направляясь к месту гуляний. К вечеру 17-го была
уже такая масса, что все поле было густо покрыто народом, народу
собралось более миллиона. Самое большое скопление было, конечно, возле
буфетов, из которых с 10 часов утра должна была начаться раздача
царских подарков.
 Народ, боясь пропустить очередь, занял места с вечера, стал плотной
массой перед закрытыми барьерами, стал какими-то неудачными
треугольниками. Между тем буфеты эти были устроены так, что между
десятками буфетов под одной крышей имелись полуторааршинные проходы
[аршин = 0,71 м], через которые и предполагалось пропускать со стороны
Москвы народ на гулянье, вручая каждому узелок с угощениями и посудой.
Параллельно буфетам тянулась, начиная от шоссе, глубокая, с обрывистыми
краями и аршинным валом, канава, которая против первых буфетов
превращалась в широкий ров саженей в 30 [сажень = 2,13 м], и тянулся он
вдоль всех буфетов, оставляя на всем своем протяжении площадку перед
буфетами шириной шагов 50. На этой площадке комиссия, по-видимому,
наивно и предполагала установить народ для вручения ему узелков и
пропуска внутрь круга. Но, конечно, предположение это не могло
оправдаться. На этой площадке не могла установиться и тысячная доля
народа, собравшегося на гулянье.
Всю ночь с 17 на 18 мая толпа провела на ногах в страшной давке. Уже
к полуночи не только площадка, но и вся яма была покрыта народом, все
старались занять места поближе к буфетам, но только немногим удалось
занять узкую гладкую полосу, остальные переполнили ров, который казался
живым колыхавшимся морем. Толпа была и на другом берегу рва, и на
высоком валу. К 3-м часам ночи все уже стояли на занятых ими местах, а
народные массы все прибывали и прибывали, теснота увеличивалась, сзади
давили. К 5 часам сборище народа достигло крайнего предела, перед
одними буфетами стояло более полумиллиона народа. Жара была и духота
нестерпимые. Ни малейшего ветерка. Все страдали от жажды, а между тем
масса сковалась, нельзя было двинуться. Со многими делалось дурно, они
теряли сознание, но выбраться не могли, т.к. были сжаты, как в тисках.
Так продолжалось около часа.
По странной беспечности властей место народного гулянья было выбрано
крайне неудачно. В ту пору Ходынское поле, испещренное глубокими рвами,
оврагами и траншеями, сплошь в ямах, брустверах и заброшенных колодцах,
было пригодно разве что для военных целей и использовалось как учебный
плац для войск Московского гарнизона. Причем даже накануне гулянья,
когда стало очевидно, что сюда стекается колоссальное количество
народа, не были приняты экстренные энергичные меры, способные
предотвратить катастрофу.
В пять часов утра 18 (30) мая толпа, жаждущая открытия буфетов,
бараков и раздачи даров, в общей сложности насчитывала не менее 500
тысяч человек.
1800 полицейских не смогли сдержать толпы, когда по ней прокатился
слух, что буфетчики раздают подарки среди «своих», и потому на всех
подарков не хватит. Люди через ямы и канавы, которые по случаю
праздника лишь прикрыли досками и присыпали песком, ринулись к
временным деревянным строениям. Настилы, прикрывавшие колдобины,
рухнули, люди падали в них, не успевая подняться: по ним уже бежала
толпа.
Раздатчики, понимая, что народ может снести их лавки и ларьки, стали
бросать кульки с едой прямо в толпу, что лишь усилило сутолоку.
Сметенные людской волной полицейские ничего не могли сделать. Лишь
после прибытия подкреплений толпы рассеялись, оставив на поле тела
затоптанных и изувеченных людей.
 Прибыли власти, началась ужасная работа — отделение живых от
мертвых. Умерших обнаружено было 1 282 человека, раненых более 500;
покойников увозили в течение почти всего дня на Ваганьковское кладбище,
где их приводили в известность, несчастных раненых отвезли в больницы и
приемные покои. Истинное же число получивших разного рода увечья, ушибы
и травмы (включая и психические потрясения) вряд ли поддается учету. Во
всяком случае, как отмечалось в литературе, еще долго в окрестностях
Москвы находили трупы в беспамятстве бежавших оттуда людей.
Правительство старалось скрыть от общества масштабы случившегося, на
каждую семью погибшего выделили по 1000 рублей, сирот определи в
приюты, похороны провели за счет казны. На Ваганьковском кладбище
сохранился памятник, посвященный жертвам Ходынской катастрофы.
О случившемся доложили великому князю Сергею Александровичу и
императору Николаю II. Они не стали отменять свой праздничный обед в
Петровском дворце (недалеко от Ходынского поля). В 12 часов дня
императорский кортеж, едущий во дворец, встретил на дороге подводы с
телами убитых и раненых, закрытые рогожами. На самом же Ходынском поле
оставшиеся в живых приветствовали проезжающего императора криками
«Ура!», оркестрами, исполнявшими «Боже, царя храни!» и «Славься!». Для
аристократии празднества по случаю коронации продолжились вечером в
Кремлевском дворце, а затем приемом у французского посла.
Уже утром все пожарные команды Москвы занимались ликвидацией
кошмарных последствий: обоз за обозом вывозили с поля тела убитых и
раненых. От вида страшного зрелища цепенели сердца видавших виды
военных, врачей и пожарных, Здесь были и скальпированные головы, и
торчавшие наружу кости, и раздавленные грудные клетки, и валявшиеся в
пыли недоношенные младенцы...
Л. Н. Толстой, собиравший в свое время материалы об этом бедствии,
был поражен свидетельством о том, что купец Морозов обещал заплатить 18
тысяч рублей любому, кто спасет его. Один из персонажей горьковского
романа "Жизнь Клима Самгина», Маркуев, рассказывал: «Я пришел туда в
полночь... и меня всосало... К утру некоторые сошли с ума, я думаю.
Кричали. Очень жутко. Такой стоял рядом со мной и все хотел укусить.
Били друг друга затылками по лбу, лбами по затылкам... А
один...человек...вцепился ногтями в затылок толстому рядом со мной и
вырвал кусок... кость обнажилась".
Для выяснения обстоятельств и истинных причин события 18 мая,
стоившего жизни более 1000 лицам, возбуждено было предварительное
следствие. В результате слетел Влассовский — обер-полицмейстер. Великий
князь [Сергей Александрович, дядя царя и губернатор Москвы] просил
отставки, но государь её не принял. 20-го хоронили погибших на
Ваганьковом кладбище, перед этим на кладбище прибыл о. Иоанн
Кронштадтский и утешал своим бодрым словом родственников почивших.
Появление о. Иоанна произвело сильное впечатление на удрученных родных.
Вечером 19-го должен был состояться бал у австрийского посла, но он был
отменен и на 21 число назначен был обед у посла взамен бала..
 Тем не менее впечатление от московских торжеств не только у
российской, но и зарубежной общественности осталось достаточно тяжелое.
Одна из эмигрантских брошюр, выпущенных в том же году в Женеве,
обвинила императора в неспособности соблюсти даже внешние приличия. В
полной мере это относилось и к его ближайшим родственникам. Дядя
Николая великий князь Владимир Александрович, например, устроил в день
похорон жертв Ходынки на Ваганьковском Kладбище в своем тире невдалеке
от него стрельбу «по голубям влет» для высоких гостей, по поводу чего
Пьер д'Альгейм заметил: "...в то время, когда весь народ плакал, мимо
проехал пестрый кортеж старой Европы, Европы надушенной, разлагающейся,
отживающей Европы... и скоро затрещали выстрелы».
И хотя со стороны императорской семьи были сделаны пожертвования в
пользу пострадавших в размере 90 тысяч рублей, разослана по больницам
для раненых тысяча бутылок портвейна и мадеры, а сам государь посещал
лазареты и присутствовал на панихиде, его репутация была подорвана и
оттолкнула от него не только значительные слои населения, но и многих
близких к трону людей, возлагавших на молодого царя свои надежды на
перемены в России. Сергей Александрович с тех пор получил в народе
титул "князя Ходынского", а Николай II стал именоваться «Кровавым».
Все происшедшее в дни коронационных торжеств приобрело в последующие
годы поистине символическое значение. И не только потому, что с этого
момента началась цепь последовательных, неотвратимо толкающих страну к
катастрофе событий, которые приобрели в свою очередь уже постоянный
кровавый оттенок. Можно даже сказать, что в этом трагическом эпизоде в
концентрированном виде спроецировалось время правления Николая II.
Именно тогда отчетливо проявилась неспособность в общем-то неглупого
императора точно и чутко реагировать на изменения ситуации и адекватно
ей корректировать собственные поступки и действия властей. По всей
вероятности, ему было просто не дано должным образом отвечать на живое
течение общественной жизни. Но если в судьбе частного человека это, как
правило, имеет малое значение, то для главы такого авторитарного
государства, как царская империя, этот недостаток был чреват очень
тяжелыми последствиями.
Начавшиеся за здравие и кончившиеся за упокой коронационные
торжества символически растянулись более чем на два десятилетия
царствования Николая. Взошедший на престол в относительно спокойное
время, встреченный с надеждами и симпатией достаточно широких кругов
населения страны, он подошел к итогу своей жизни с фактически
подорванным государством и отвергнутый своим еще вчера царелюбивым,
терпеливым и покорным народом.
Поэт Константин Бальмонт написал по поводу этого трагического
события стихотворение «Наш царь», заключительные строки которого
оказались пророческими:
Кто начал царствовать — Ходынкой,
Тот кончит — встав на эшафот.
Иносказательно о большом собрании людей на ограниченном пространстве
— с теснотой, бестолковщиной, опасностью тяжелых последствий...
"По направлению к Москве плелась публика с узелками и кружками в руках: подарки получили!
У бегущих туда на лицах любопытство и тревога, у ползущих оттуда – ужас или безразличие.
Всю ночь на воскресенье возили тела отовсюду на Ваганьковское кладбище. Более тысячи лежало там, на лугу…"
Платок с изображением Николая II и Александры Федоровны. 1896
Платок выпущен Прохоровской мануфактурой в честь венчания на
царствие императора Николая II. В него заворачивались подарки,
раздаваемые во время народного гуляния на Ходынском поле... nnm.ru
|
