Все таки в разговоре об опричнине самым главным и одновременно вызывающим яростные споры является вопрос террора, массовых казней.

Василий Осипович Ключевский более ста лет тому назад написал об опричнине: «Учреждение это всегда казалось странным как тем, кто страдал от него, так и тем, кто его исследовал».

Когда царь Иван вернулся в Москву из Александровской Слободы, он изменился до неузнаваемости даже чисто внешне – идея с отречением и вырванным под угрозой страшного московского бунта у Боярской Думы разрешением на чрезвычайные меры действительно была для него смертельно опасным мероприятием.

Наступили по-настоящему лихие времена – люди московские с ужасом узнавали о все новых и новых заговорах и «великих изменных делах» тех, кто до сих пор исправно выходил на государеву службу, командовал войсками, одерживал победы.

Невероятно, но невозможно судить на основаниях документов, были ли в действительности эти измены и заговоры – опричные архивы безвозвратно погибли, а написанные иностранцами записки настолько тенденциозны и носят характер памфлетов, что историки давно относятся к ним с величайшей осторожностью.

Главным своим противником царь считал двоюродного брата, удельного князя Владимира Андреевича Старицкого. Безвольный и непредприимчивый, он не мог быть реальным соперником, но он был членом московской великокняжеской династии, ближайшим родственником царя. В конце сентября 1569 года Грозный вызвал Владимира Андреевича к себе. Старицкий приехал с женой и младшей дочерью. Один из царских поваров дал показания, что Владимир Андреевич подкупал его, чтобы отравить царя. Иван приказал брату, его жене и дочери выпить заранее приготовленную отраву.

В те же дни в далеком Горицком монастыре были убиты мать удельного князя княгиня Ефросинья с двенадцатью монахинями. По одним сведениям, их утопили в Шексне, по другим – удушили дымом в судной избе. Оснований подозревать, что «заговор Старицкого» существовал на самом деле, нет, но важен сам прецедент – русский царь убил своего кровного родственника со всей его семьей.

До поры до времени Иван воздерживался от расправы над своим двоюродным братом. Возможно, интуиция подсказывала Ивану, что это убийство станет прелюдией к полному исчезновению с лица земли династии Калитичей, правивших в Москве три столетия.

Далее последовало самое трагическое и кровавое событие XVI века на Руси – разгром Новгорода Великого опричным войском. Дед Грозного Иван III с большой суровостью присоединил к великорусскому царству новгородскую республику, десятки тысяч новгородских землевладельцев лишились своих родовых поместий и были переселены в другие уезды русского государства, где получили поместья такого же размера, как отнятые. Но то, что произошло в 1570 году, ни в какое сравнение не идет с событиями столетней давности.

Поздней осенью 1569 опричное войско отправилось в поход. Опричники подошли к Твери, первому крупному городу на пути к Новгороду. Здесь был учинен страшный погром: убили несколько тысяч человек. Царь Иван хотел обеспечить внезапность своего появления в Новгороде, а потому передовому отряду во главе с Василием Зюзиным было поручено уничтожать все живое на своем пути. Сотни людей погибли в Клину и Вышнем Волочке. В Торжке истребили всех находившихся там пленных немцев, поляков и татар.

Там же, в Твери, находился смещённый с митрополичьей кафедры за обличения ивановых беззаконий бывший митрополит Филипп. У Грозного возникла идея получить у опального святителя, пользовавшегося в народе большим уважением, освящения карательного похода на новгородцев, ибо из доносов царь знал о якобы существовавших связях убитого Владимира Андреевича с мятежниками. Новгородским архиепископом был Пимен, главный враг и обличитель Филиппа. Грозный хотел убедить Филиппа в существовании новгородской измены, во главе которой стоял именно Пимен. Миссию поручили Григорию Лукьяновичу Бельскому (более известному под именем Малюты Скуратова). Идея провалилась, Малюта ничего от Филиппа добиться не смог и, по-видимому, лично убил строптивого святителя.

8 января царь Иван торжественно въехал в Новгород, на мосту через Волхов царя встретил архиепископ Пимен с духовенством, в руках у архиерея был «животворящий крест господень», который царь должен был по обычаю поцеловать. Но «государь к кресту не пошел» и вместо этого произнес речь.

Он заявил Пимену, что он – не пастырь и учитель, а «волк и хищник и губитель», в руках же у него «не крест животворящий, но вместо креста оружие», которым он, «злочестивый», и его «единомысленники, града сего жители, хощете... Великий Новъград предати иноплеменником, королю полскому Жигимонту Аугусту».

Таким образом с первых же минут своего появления в бывшем вольном городе Иван Васильевич дал понять, что на его милосердие Новгороду рассчитывать не придется. После того, как царь и его приближенные как следует наелись и напились, Грозный испустил свой опричный разбойничий клич: «Гойда!». По этому сигналу гости арестовали хозяев, и начался самый страшный эпизод опричнины – шесть недель новгородского погрома.

Народную память о зверствах Грозного в Новгороде сохранил фольклор. В одной из песен царевич Иван Иванович с удовлетворением напоминает отцу: «А которой улицей ты ехал, батюшка, всех сек, и колол, и на кол садил».

Жертвой царского гнева пали не только взрослые мужчины, но и их жены и дети («мужский пол и женский, младенцы с сущими млекопитаемыми»). Людей убивали разными способами: их обливали горючей смесью («некою составною мукою огненною») и поджигали, сбрасывали живыми под лед Волхова, привязывали к быстро несущимся саням... Изобретательность палачей была беспредельна. «Тот... день благодарен, коего дни ввергнут в воду пятьсот или шестьсот человек», – сообщает летописец. В иные же дни, по его словам, число жертв доходило до полутора тысяч. А погром продолжался больше месяца, с 6 января по 13 февраля.

Историки давно спорят о количестве убитых в Новгороде людей. Историк Владимир Кобрин пишет:«Если верить летописному рассказу, то легко рассчитать, что должно было погибнуть около 20–30 тысяч человек. Даже большие цифры называют иностранные авторы. Они, однако, маловероятны: ведь все население Новгорода не превышало в это время 30 тысяч человек. В другой новгородской летописи есть сообщение, что через семь с небольшим месяцев после «государева погрома» в Новгороде состоялось торжественное отпевание жертв, похороненных в одной большой братской могиле («скудельнице»). Могилу вскрыли и посчитали тела; их оказалось 10 тысяч. Но единственное ли это место погребения погибших? Вероятно, все-таки цифра 10–15 тысяч человек будет близка к истине».

Как бы там ни было, погром Новгорода опричным войском под личным предводительством царя Ивана был чудовищным, до того не имевшим места в русской истории примером массовых убийств многих тысяч ни в чем не повинных людей. Даже при жизни Грозного никто не верил в измену такого гигантского для конца XVI столетия количества человек.