На патриархальной Руси проституции в том виде, в каком она существовала в Западной Европе, не было - видимо, в силу специфических особенностей уклада жизни. Тем не менее блуд процветал, облеченный в традиционные формы "русского разврата"- при кабаках, корчмах и банях. И уже тогда он весьма сурово преследовался: публичных девок и сводней пороли кнутом на площадях при Иване Грозном и при Алексее Михайловиче Тишайшем.

Кстати, в самом конце XV века в России появился и такой "сопутствующий товар", как сифилис. М. Кузнецов в своей книге "История проституции в России", впервые изданной в 1871 году, датирует этот печальный факт 1499 годом, когда болезнь пришла из Польши.

В этом году великий князь Иван Васильевич среди прочих поручений, данных посланному в Литву боярскому сыну Мамонову, велит осведомиться, не болен ли кто в Смоленске новой болезнью, которая сопровождается страданиями кожи и называется французской.

А.Ф. Петрушевский ("Рассказы про старое время на Руси", 1866 г.) считает, что в положении замужней женщины допетровской Руси, практически пожизненно проводящей время взаперти, виновато татарское иго: "Татарщина забралась даже в домашнюю жизнь русских людей; у татар, как у всех народов магометанской веры, женщины жили взаперти, особняком и чужим мужчинам не показывались с открытым лицом; этот дикий обычай перешел и на Русь. Знатные и богатые люди стали запирать своих жен в терема, не показывали их не только чужим, но иногда и близкой родне". При Петре I либерализация семейной жизни (жены стали появляться перед гостями и даже садиться за общий стол!), а также хлынувший в Россию поток иностранцев, безусловно, способствовал тому, что отечество стало медленно, но верно ликвидировать отставание от Запада и в освещаемом вопросе.

Иоганн Георг Корб, посетивший Россию в 1698 и 1699 годах и оставивший в своем "Дневнике поездки в Московское государство" множество живых свидетельств пьянства и разгула, констатирует: "Блуд, прелюбодеяние и подобный тому разврат существуют в Москве вне всевозможных размеров".

В подтверждении Корб приводит следующий анекдотический случай. "Некоторые приказные писаря пировали со своими женами у одного писца. Хозяину особенно понравилась одна из гостий; задумав удовлетворить свою страсть, он стал спаивать всех вином, особенно женщин. Гости проникли в лукавый умысел хозяина и, со своей стороны, тоже с умыслом стали щедро потчевать вином хозяйку. Все перепились до того, что попадали на пол. Тогда хозяин, заметив, где лежала его красавица, под предлогом, чтобы женщины спали спокойнее, погасил огонь. Затем вызвал он мужей в другую комнату для нового состязания, кто кого перепьет. После того все, совершенно пьяные, воротились в покой, где расположилась его красавица, которая - потому ли, что была нравственнее, или, плутоватее - положила на свое место жену хозяина. Хозяин в темноте не мог открыть обмана женщины и, полный прежних замыслов и ничего не зная, осыпает свою жену поцелуями, обнимает, встречает взаимность, наконец, удовлетворив свою страсть и не ведая еще, что это была его жена, приглашает прочих гостей к тому же. Пьяные сотоварищи охотно принимают его предложение. Когда обман был выдан и совершенно обнаружился, хозяин первый же покатился со смеху от того, как он не только предложил гостям питье и кушанье, но еще и пригласил их в объятия своей жены. Так испорчены нравы москвитян; доводят себя до прелюбодеяния и сами же потом смеются над тем, что должны бы оплакивать".

История прямо-таки в стиле "Декамерона". Невольно возникает вопрос: не был ли сам автор в числе приглашенных?.. И вообще женщины Москвы представляются Корбу совершенно безнравственными: "Женщины не уступают мужчинам в невоздержании. Весьма часто они первые, чересчур напившись, безобразничают, и почти на каждой улице в праздник можно встретить эти бледно-желтые, полунагие, с бесстыдством на челе существа".

Не более высокого мнения наш автор и о русском монашестве: "В пост русские монахи и монахини до того умерщвляют свое тело, что даже больные не принимают лекарств; но, как только кончился пост, они погружаются во всяко рода распутство, причем более на гуляк, чем на монахов похожи; пьяные шалят на улицах и, лишившись всякого стыда, нередко предаются там же сладострастию".

Кузнецов же в упомянутой книге считает, что все зло пришло из-за границы: "Без сомнения, в Россию иностранцы с супругами немало способствовали развитию всех нововведений и были достойными учителями достойнейших учениц; разврат, известный иностранцам во всех его утонченных формах, разумеется, прививался ими и на Руси". Хотя не очень-то в это верится: ну чему уж такому они могли нас научить, чего мы сами не знали?

В конце XVII и начале XVIII веков тайная проституция и разврат продолжают жестоко преследоваться. В приказе, данном Санкт-Петербургскому генерал-полицмейстеру в 1718 году, делается указание на существование публичных домов, в которые собираются для различных похабств: "О всех подозрительных домах, а именно: шинки, зернь, картежная игра и другие похабства, подавать изветы или явки и все велеть досматривать, дабы все таковые мерзости, от чего всякое зло и лихо происходит, были ниспровергнуты".

Через 10 лет, уже в царствование Петра II, в наказе губернаторам даются более откровенные предписания: "Где явятся подозрительные дома, а именно: корчемные, бл...ские и другие похабства, о таких домах велеть подавать о разночинцах воеводам; а о купцах в ратушах изветы или явки..."

Эстафету борьбы от безвременно скончавшегося юного Петра II принимает Анна Иоанновна. Сведения о существовании множества тайных притонов доходят до Сената, и 6 мая 1736 года он разражается Указом о принятии новых крутых мер: "Понеже Правительствующему Сенату известно учинилось, что во многих вольных домах чинятся многие непорядки, а особливо многие вольнодумцы содержат непотребных женок и девок, что весьма противно христианскому благочестивому закону; того ради смотреть, ежели где так и непотребные женки и девки, тех высечь кошками и из тех домов их выбить вон... "Обратите внимание: содержать у себя "непотребных" - уже некая форма вольнодумства.

Придя к власти, "дщерь Петрова" Елизавета почему-то ополчилась на бани, посчитав их, видимо, рассадниками блуда. И в Сенатском Указе 1743 года запрещается париться в банях лицам обоего пола. Однако народу, похоже, трудно было отрешиться от патриархальных привычек, потому что запрещения совместно мыться в банях мужчинам и женщинам повторялось еще в указах в 1760 и 1782 годах.

Так или иначе, но именно в царствование Елизаветы Петровны в Петербурге появились первые публичные дома на европейский лад - с аристократической обстановкой. О нашумевшем тогда деле "Дрезденши", содержательницы одного из таких "салонов", пишет в своей книге "Старый Петербург" М.Пыляев.

Стоит обратить внимание и на Указ Елизаветы от 1 августа 1750 года, касавшийся сильно развитой одиночной проституции, распространившейся по окрестностям столицы: " Понеже по следствиям и показаниям пойманных сводниц и бл...ей, некоторые показываемые ими непотребные кроются и, как известно, около Санкт-Петербурга по разным островам и местам, а иные в Кронштадт ретировались,- того ради Ее Императорское Величество указало: тех кроющихся непотребных жен и девок, как иноземок, так и русских, сыскивать, ловить и приводить в главную полицию, а оттуда с запискою присылать в комиссию в Калинкинский дом".

Кстати, это заведение было образовано в 1762 году как лечебное и одновременно исправительное учреждение и именовалось "Калинкинский исправительный дом с госпиталем при нем", а в дальнейшем Калинкинской городской больницей. Она, таким образом, является старейшей венерологической больницей в стране. К власти приходит Екатерина II. Проституция продолжает расти. Появляются первые воспитательные дома для незаконнорожденных - в 1766 году в Москве и в 1770 году в Петербурге. Заболевание венерологическими болезнями приравнивается к преступлению; в 1763 году Сенат постановляет: всех женщин, одержимых венерологическими болезнями, по излечении ссылать на поселение в Нерчинск. "Излечение" - конечно, сильно сказано (сифилис лечили втиранием ртутных мазей).

Екатерина в своих указах в основном прибегает к мерам, впоследствии хорошо усвоенным "совком": "пьяниц и тунеядцев - на 101-й километр". В 1765 году она предписывает генерал-полицмейстеру Чичерину: "Приводимых в главную полицмейстерскую канцелярию вдов и девок, кои не в престарелых летах и обращаются в праздности и в непорядочных поступках, отсылать на поселение в надлежащие места за караулом". Принимаются меры и против расплодившихся сводней: уличенных в постыдном ремесле на полгода отсылают в смирительный дом.

Вообще же Екатерина в своих указах как бы признает проституцию неизбежным злом, с которым следует смириться. В этом ряду медицинские осмотры подозреваемых в проституции, лечение больных венерическими заболеваниями и, наконец, назначение в Петербурге особых мест для "вольных" (то есть публичных) домов (к чему в итоге пришла Европа - вспомним хотя бы "красный квартал" в Амстердаме).

Взошедши на престол после маменьки, Павел I решил: мы пойдем другим путем. Указом 1799 года повелено было "блядок и непотребных не терпеть". А год спустя в другом Указе говорилось:" Развратных женщин, какие есть и впредь оказываться будут в обеих столицах, отсылать прямо в Иркутские фабрики".

Полиция, по-видимому, не слишком ревностно взялась за исполнение этого Указа. Судя по тому, что по всей Москве блудниц наловили всего 139, причем половина из них были солдатками. Всех их препроводили в острог для ссылки в Сибирь.

В период правления Павла проститутки были обязаны одеваться в желтые платья, чтобы выделяться в толпе. Тем самым император продемонстрировал знание законов Соломона, по которым публичные женщины в древних Афинах одевались особым образом и обязательно должны были окрашивать волосы в желтый цвет.

Однако Павел воспринял лишь карательные меры, применявшиеся в Элладе по отношению к продажной любви. На самом деле опыт античности в этом плане значительно более богат. Именно во времена Соломона, в VI веке до н. э., появился легальный и регламентированный институт проституции.

С традициями античности связан обычай вывешивания красного фонаря как своеобразного символа над входом в публичные дома. (Поначалу это была вывеска в виде большого красного фаллоса).

В период царствования Александра I попытки урезонить проституцию также носили репрессивный характер. И лишь при Николае I появились так называемые врачебно-полицейские комитеты, первый из которых был учрежден в Петербурге в 1843 году. Именно они фактически легализовали "веселый промысел".